Спать Муну не хотелось. Надо было многое обдумать, в особенности новую ситуацию, возникшую в связи с демаскировкой Дейли и угрозой генерала выслать его. Но мысли Муна против его желания упрямо возвращались к одному обстоятельству, уже давно глодавшему его изнутри. Поддавшись первому инстинктивному порыву, он, несмотря на явную бессмысленность своей затеи, устроил ловушку, которая почти захлопнулась. Не таким уж идиотом он оказался со своей засадой у пещеры. Но логика восставала против неоспоримого факта. Как-то не верилось, что Краунен, имевший в Панотаросе сообщников, не узнал о смерти Шриверов. Куда вероятнее предположить, что он, не рассчитывая больше получить выкуп от миссис Шривер, обратился непосредственно к Джошуа Шриверу — послал письмо или позвонил. Эта мысль пришла Муну уже в Малаге. Еще не заезжая к эксперту-графологу, он депешей-«молнией» послал Шриверу соответствующий запрос. Странно, что Шривер все еще не ответил, — времени как будто прошло порядочно. Может быть, опять находится в шоковом состоянии?

От Шривера лихорадочно работавшие мысли снова вернулись к Куколке. Все, казалось, было предельно ясно, не оставляя лазейки для сомнений. Но невозможно требовать трезвую рассудочность от свидетеля, который видит одного и того же человека одновременно пожирающим бифштекс и парящим подобно бесплотному ангелу в воздухе. Мун все опять и опять был вынужден твердить себе: не могла Куколка прийти за выкупом! Не могла! Ведь она-то подавно знала, что миссис Шривер мертва. А что-то внутри Муна также настойчиво шептало: а кто же в таком случае принял ее обличье? Для чего? Может быть, это мираж, такая же ловушка, как телеграмма о кремации или донесение Роберто Лимы о мадридской встрече с Гвендолин?

Подсознательно Мун все время прислушивался, есть ли звуки в соседней комнате. Ничего не слышно. Должно быть, Куколка уже уехала. Имел ли он право выпускать ее из Панотароса? Все, что было загадочного, необъяснимого в деле Шриверов, словно в фокусе сконцентрировалось вокруг Куколки. Принимать в таких обстоятельствах правильное решение чрезвычайно трудно. И все же Мун не жалел о своем бездействии. Пусть уезжает!

ЛОТЕРЕЙНЫЙ БИЛЕТ N 000111

— Доброе утро, сеньор! — Клевавший носом дон Бенитес, услышав шаги, медленно открыл покрасневшие от бессонницы глаза. — Какая прекрасная погода, словно по заказу! Я уже боялся, что дождь испортит министру настроение. Какая честь для меня принимать его вечером в замке! Маркиз уверен, что я блестяще справлюсь с временной должностью мажордома. — Дон Бенитес, деликатно прикрыв рот ладонью, зевнул, потом продолжал с энтузиазмом: — Журналистов столько прибыло, что полгостиницы заняли. Сеньор Девилье будет доволен. Сейчас они на площади, дожидаются приезда высоких гостей. Сеньор Мун, у меня к вам почтительная просьба — ради бога, никому не рассказывайте…

— Что вы слушали «Пиренеи»? — Мун с улыбкой указал на спрятанный под стойкой старенький приемник.

— Что вы! — Дон Бенитес перекрестился. — Это я приготовился слушать Мадрид, в три часа будут передавать таблицу выигрышей. Я насчет своей жены Изабеллы. Не говорите никому, что она спала на дежурстве. Для людей нашей профессии это непростительный грех. Весь город может лежать в развалинах, а портье должен быть на посту… Изабелла не привыкла к крепким напиткам. Узнав, что сеньора Роджерс уезжает, она поднялась наверх, чтобы наклеить ярлыки, ну ей и предложили выпить за отъезд.

— Какие еще ярлыки?

— На чемоданы. Это самая лучшая реклама! Прочтет кто-нибудь надпись «Панотарос, отель „Голливуд“» и тоже захочет приехать. Лазурное море, пальмы, самый здоровый климат… А не захочет, так по крайней мере вспомнит, что произошло в Панотаросе. В наше время люди стали слишком забывчивы.

— Так это Эвелин Роджерс угощала вашу жену?

— Нет, сам генерал Дэблдей! Очень любезно с его стороны, не правда ли? — двусмысленно улыбнулся дон Бенитес.

— Слишком! — пробурчал Мун.

— Между прочим, генерал Дэблдей с самого утра торчит у сеньоры Роджерс. — Портье продолжал делиться новостями. — Может быть, влюбился?

— Разве Куколка не уехала? — Мун почувствовал лихорадочное возбуждение.

— Передумала, ну и слава богу! Такая приманка для туристов, без нее мы бы совсем пропали.

— Так, так… Осталась… — Мун задумался. — Кто-нибудь приходил к ней, кроме генерала?

— Хью Браун, но она его не впустила, журналистов тоже не приняла. Все утро не выходила из комнаты, только на минутку спустилась, чтобы оставить мне для проверки билет.

— Лотерейный билет?! Где он?

Портье порылся в потрепанном бумажнике. Под новенькими, хрустящими билетами лежала сложенная вчетверо измятая бумажка. Мун развернул ее и так и замер. Это был билет, купленный Куколкой в Пуэнте Алсересильо у старого продавца в тот самый день, когда Краунен отправил миссис Шривер письмо с требованием выкупа. Билет со счастливым номером 000111!

Мун побежал наверх. Первым его побуждением было ворваться — если надо, то даже силой — к Куколке. Здраво поразмыслив, он отказался от этого намерения. Ссориться с Дэблдеем не входило в его интересы — едва ли стоило давать генералу лишний повод для высылки Дейли.

Приоткрыв дверь своей комнаты, Мун подтащил массивное голубое кресло. Какие надежды он возлагал на этот пост тайного соглядатая, ему самому было не совсем ясно. Но кое-что ему все же удалось подсмотреть. Спустя десять минут по коридору прошел падре Антонио. Выглядел он чрезвычайно довольным — то, что Куколка не уехала, означало для него большую победу. За ним шествовал его огромный чернокожий слуга с огромным букетом белоснежных роз.

Мун задумался. Какую роль во всей этой истории играет этот вездесущий иезуит? Кто на самом деле стоит за его спиной? Быть может, хитрый брат ордена «Дело господне» является…

Мысль Муна осталась незаконченной. Только сейчас он осознал, что священник вот уже порядочное время стучится в дверь Куколки.

— Впустите! Это я, падре Антонио! Я принес вам билеты! — В его голосе слышалась явная нотка библейского гнева.

Наконец дверь приоткрылась, в щель просунулась женская рука, но лишь для того, чтобы взять билеты и розы. Тотчас она исчезла, следом за ней захлопнулась дверь. Что Куколка сказала при этом священнику, Мун, естественно, не слышал. Но, судя по злому жесту, с которым падре Антонио отослал своего слугу, ничего хорошего. Потом священник постучался к Рамиро, но тут случилось совсем непредвиденное — будущий муж Куколки его вообще не впустил. С минуту священник, словно погруженный в невеселое раздумье, топтался на месте, потом резко повернулся и зашагал в сторону комнаты Муна. Догадавшись, что падре Антонио направляется с визитом к нему, Мун инстинктивно прикрыл свою дверь. С минуты на минуту он ждал Дейли и Педро, а разговор со священником, судя по всему, мог затянуться. Не дождавшись ответа на свой сердитый стук, падре Антонио удалился с отнюдь не приличествующим духовному пастырю громким испанским проклятием.

Вскоре после этого пришел Дейли.

— Все в порядке, шеф, — объявил он. — Пусть генерал Дэблдей и полковник Бароха-и-Пинос встречают высоких гостей, а мы заполучили другого, куда более ценного гостя!

— Значит, я правильно угадал! — От волнения Мун побледнел. — Такая удача! Мне даже не верилось. Что он знает о смерти Шриверов?

— Он уверен, что испорченные колбасные консервы не имели к ней никакого отношения, остальное скажет вам сам.

— Он уже в замке? — спросил Мун.

— Не знаю. Недалеко от Пуэнте Алсересильо мы расстались. Педро специально дожидался утра. Говорит, что пробираться по той горной тропинке в темноте не рискует — можно запросто свалиться в пропасть.

— А где Билль Ритчи? Хоть я и не напишу для него детективную мелодраму, о которой он просил, но постараюсь, чтобы Джошуа Шривер уделил ему часть обещанного нам гонорара, — весело сказал Мун, уже совладав со своим волнением.